Эта красная бочка, которую волны мотают во все стороны, — видимо, пустая бочка от нефти в финале фильма «Левиафан» – особенно возмутила одного «проницательного зрителя» — он увидел в ней символ банкротства империи. Автор приводит подборку высказываний зрителей – целая буря возмущения! Особенно показательна угроза казачьей партии Петербурга (интересно, что делают в Петербурге казаки – скачут на лошадях по Невскому?) — зрителям, которые отважатся пойти в кинотеатры.
Но главное – не эта буря. Фильм, принятый многими как прямое политическое высказывание, — глубже. И автор стремится докопаться до этой глубины. Она приоткрылось в редком по откровенности диалоге режиссёра с журналисткой Ксенией Соколовой в журнале «Сноб». Речь идёт о предательстве. Предают самые близкие. «Только того, кого любишь, и можно предать»- говорит режиссёр. А журналистка –вдруг переходя почти на исповедь – говорит: «наша страна является уникальным обществом, в котором почти полностью истреблена мораль. И это результат длящегося уже давно дьявольского эксперимента». Изучая историю своей семьи за последние сто лет – она столкнулась с тем, что «в каждом поколении кто-нибудь кого-то обязательно предавал». Режиссёр отвечает: «я вынужден согласиться с вами».
Так что же – перед нами и впрямь полная безнадёга – тьма, которая объяла мир, в которой и самый слабый свет не светит? Надежда есть – говорит режиссёр. И произносит слова, от которых мы отвыкли: можно потерять всё, но сохранить душу как своё единственное достояние. И дальше идёт разговор в русле элементарных ценностей христианской культуры, общей и для России, и для Европы. Нужно перестать бояться =- говорит режиссёр. Страх есть территория нашей слабости. Нужно отважиться быть свободными. Но тут я задумываюсь: не означает ли это необходимости сознательно бороться со злом в самих себе? Не сидит ли зло — в нас самих?
