Сегодня мы будем разговаривать с человеком, который уже восемь лет подряд встречает новый год в сентябре, а заканчивает его в июле. Вы, по-видимому, догадались, что речь идет о человеке, который связан с учебным процессом, и это в действительности так, но есть некоторые особенности. Я вам хочу представить нашего гостя: Александр КРАСОТОВ — композитор, заслуженный деятель искусств Украины, почетный профессор Тяньцзинского, университету, лауреат международных конкурсов и т.д.
— Восемь лет подряд вы приглашенный почетный профессор в одном из крупных китайских мегаполисов и крупных культурных центров. Мы с вами встречались год назад в этой студии, и вы тогда рассказывали, что вам удалось сделать интересного за прошедший год. Давайте не будем нарушать традицию и с этого начнем.
— Желательно нам с тобой не повторяться о том, как бурно развивается Китай. Одна из передач, которую мы проводили в прошлом году, заканчивалась цитатой: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им никогда не сойтись». Это действительно так: им никогда не сойтись. И мне бы хотелось поговорить сегодня именно об этом.
— Я помню, что ты рассказывал об успехах твоих питомцев. У меня всегда было ощущение огромной проблемы. Ведь это другая ментальность, и именно ментальность музыкальная! Как я понимаю, китайский мелодизм и мелодизм наших мест — это несколько разные вещи, да?
— Мелодизм — это следствие. Разность проявляется совершенно во всем.
— Не мешает ли тебе это преподавать и добиваться успеха?
— Конечно. Они очень стремятся узнать как можно больше. Они спят и видят, чтобы заниматься и продолжать учиться в Европе, не обращая внимания на свой уровень. Они понимают, что он гораздо ниже того, который принят для продолжения обучения в Европе. Я им показываю, как можно написать современную музыку в китайской мелодике, и они чувствуют себя свободными. Этот вопрос решаем.
— Ты же их и за пределы этих ограничений выводишь, да?
— Гораздо более сложно научить их этим навыкам. Они забывают, у них это не остается в памяти. Поэтому очень часто приходится начинать всё сначала. Вот это проблема. Мы как-то говорили с тобой, что они не умеют рассчитывать наперед. У них тактика, может, и есть, а абстракции нет.
— Это свойственно именно восточному мышлению?
— Видимо, да. За восемь лет работы я понял, что это, видимо, особенность мышления. В консерватории поняли, что я очень жестко преподаю. Дело в том, что они не слышат своей музыки, пока занимаются. Они слышат свою музыку только в самом конце, уже на выпускном экзамене. Мне сказали: «Вы слишком серьезно относитесь к этому, поэтому сделаем упор больше на инструментовку, а не на сочинение». Они у меня не выдерживают, потому что я требую, чтобы это всё играло и звучало, чтобы это всё было исполнимо.
— А администрация не пыталась как-то корректировать твои представления?
— Нет. Просто в первый же год, когда я туда приехал, ректор консерватории (очень уважаемый человек, он сам композитор, ему я обязан тем, что меня пригласили) сказал: хотелось бы, чтобы больше было китайского материала. Каждый год они проводят фестиваль современной музыки в Пекине, однако я, честно говоря, не слышу национального своеобразия (они стараются работать в интернациональном направлении), но в обучении я к этому стремлюсь. У меня сейчас основная нагрузка не сочинение, а инструментовка. Приходится очень часто говорить им одно и то же несколько раз. Всё равно что-то остается. По сочинению у меня есть ученики, приезжающие из Пекина, из других городов.
— То есть едут целенаправленно именно к тебе?
— Это частные уроки. Это ученики, которые хотят чему-то научиться. Меня уже знают.
— А в рамках университета?
— Это консерватория. В Китае девять консерваторий. Две в Пекине — центральная и национальная. Так что по сочинению у меня занимаются те, кому это надо.
— А вот фестивали в конце учебного года в какой-то степени напоминают то, инициатором чего часто в Одессе выступает та же Кармелла (Цепколенко — композитор и художественный руководитель фестиваля «2 дня и 2 ночи новой музыки». — Ред.)?
— Да, конечно, напоминают. Уровень немножко не тот, у нас более широкий уровень, особенно последнего фестиваля. Этот фестиваль был посвящен творчеству Шёнберга. А у них, как правило, особенно какой-то яркой, интересной музыки не звучит.
— Ты сказал, что они пытаются продолжить образование в Европе. Как тогда происходит адаптация к европейским условиям? Ты, наверное, понимаешь, что я намекаю на Болонский процесс, потому что в Одессе было много страстей и споров по данному поводу. Твое отношение к этому? Как Китай видит себя в этом процессе?
— Так же, как и здесь. Наше советское образование было нормальным образованием, и такого образования нигде не было. Такого уровня профессионализма, в частности в музыке, нигде не было. Я действительно слышал высокопрофессиональную, яркую музыку. Сейчас я слышу какую-то ерунду, вижу стремление выделиться друг перед другом, поэтому и потерян слушатель.
Мы говорим об образовании… Почему-то не принято считать, что можно учить композиции. Можно и нужно! Я считаю, что консерватория должна давать базовое образование, где бы она ни была. Любой процесс должен давать базовое образование, а не создавать экспериментальные лаборатории. Экспериментировать можно на какой-то базе.
— Получается, что Болонский процесс ориентирован в основном на искусствоведов. Магистры, бакалавры — это как бы ступени искусствоведческого образования. Если я правильно понимаю, то того же Юрия Борисовича Дикого (пианист, преподаватель Одесской музыкальной академии. — Ред.) беспокоит, что теряется исполнительство — магистральное направление консерватории.
— Он по-своему прав. Никто не спрашивал Горовица, писал ли он диссертацию. Рихтер говорил о том, что он ненавидит слово «анализ». А у нас принято считать, что нужно анализировать. Должна быть диссертация, чтобы тебе дали звание.
— Вы приводите примеры великих. Это же единичная продукция! А что, в искусстве должна быть массовость?
— Искусство — это всегда единичная продукция. Поток композиторов — это уже не композиторы.
— В Китае удивительное сочетание двух вещей: с одной стороны — коммунистическая или социалистическая идеология, с другой стороны — капиталистическая экономика. Как сказывается всё это на ощущениях человека, который может ситуацию видеть со стороны?
— Во-первых, если говорить о коммунистической идеологии, она существует там только на бумаге, на уровне флагов. На самом деле шагу без денег там ступить нельзя. И коррупция, и легальная плата — на каждом шагу. Студенты, которые платят за образование, должны еще платить за класс, которым пользуются. Никакого там коммунизма нет.
— Зарплата позволяет посещать китайские рестораны?
— Я не знаю их зарплат, я только знаю, что в рестораны по пятницам, субботам и воскресеньям попасть нельзя. Они переполнены, и там в 5-10 раз дешевле и вкуснее, чем у нас. Туда можно прийти со своим напитком, коньяком к примеру.
— Мы много слышим от СМИ о том, что уже меньше года остается до Олимпиады в Китае. Вокруг Олимпиады очень много разговоров, и есть даже предположение, что, возможно, некоторые страны напомнят нам ситуацию 80-х с московской Олимпиадой, когда попытаются против нее поднять голос протеста, вплоть до объявления бойкота, из-за нарушения прав человека. Ваши впечатления?
— К Олимпиаде они начали еще больше строить. Там идет огромное строительство. Олимпиаду я ощущаю только по увеличению объемов строительства. Что касается бойкота, то я думаю, что никто никакого бойкота не устроит. Я думаю, что это издержки демократии — со стороны Америки в основном.
— Находясь вдали от родины, ты, тем не менее, наблюдаешь и за нашей обстановкой. У тебя будет возможность голосовать 30 сентября или нет?
— У меня есть такая возможность, но я не буду этого делать. Это совершенно никому не нужно, всё решается без нас, а главное, всё это впустую. Видя то, что сейчас творится в Киеве, я лично испытываю разочарование.
— А если не говорить о политических моментах, о жизни в Одессе ты ведь получаешь информацию: о том, как тут развиваются культурные события, о ситуации с Екатерининской площадью, например? Ведь тебя не может это не интересовать?
— Что касается Екатерининской площади, меня это радует. Но то, как здесь цены с зарплатами никак не вяжутся… Я не представляю, как я буду здесь жить, если со мной не заключат контракт на следующий год.
— Но ведь заключили.
— Да, заключили, но намекнули, что в связи с моим возрастом могут не заключить, потому что не принято, чтобы иностранные специалисты были такого солидного возраста. Но меня утешает только то, что еще три консерватории хотят пригласить меня к себе.
— Что же должно произойти в этой стране, чтобы тебе захотелось возвратиться?
— Чтобы мне платили хорошую зарплату — больше ничего. Я хочу зайти в ресторан или купить ту вещь, которую я хочу. У меня дорогостоящее увлечение — я собираю марки. Здесь мне нужна хорошая зарплата и чтобы депутаты думали не только о себе, а еще и о народе.
— Несмотря на свою занятость в Китае, вы как-то порадовали одесситов в один из приездов — сделали телеэфир камерного оркестра. Удалось ли вам сделать что-нибудь подобное в этом году?
— Нет, в этот раз одесситов порадовать мне не удалось. А в прошлом году я написал произведение — открывал фестиваль современной музыки. Когда будут деньги, когда будут поддерживать искусство, то будем писать, будем работать с удовольствием.
