[flashvideo file=wp-content/uploads/2010/12/skp_anita_coy_ss_45_06_02_07-1.flv image=wp-content/uploads/2010/12/skp-tsoy.jpg /]

Я с детства была окружена заботой и вниманием… И я всегда выступала дома, становилась на табуретку. Табуретка для многих артистов была этаким плацдармом. Наверное, эта теплота, забота и то, что мы всегда были в эпицентре внимания, как-то сами собой учили непосредственному общению с публикой, с аудиторией.

Умение психологически воздействовать на эту аудиторию, подарить человеку радость или возможность выплакать свою боль — это большое счастье, которое приносит сцена. Мы можем творить, играть в сказку, делать шоу, быть не такими, как все. Я замужняя женщина уже 17 лет, мама, женщина с восточными традициями, но, с другой стороны, мне никто не мешает на сцене заново влюбиться, прочувствовать то, о чем мечтает каждая женщина, каждый человек на земном шаре, каждый день, потому что любовь постоянно приходит и уходит. Это замечательно, когда зал с тобой живет и в унисон с тобой поет сердцем. Вот это великая магия, из-за которой я нахожусь в той сфере, в которой нахожусь, ради которой я готова на очень многие вещи.

Я в эту сферу пришла с пеленок, только я все время пыталась уйти от музыки, от театра, от шоу-бизнеса в целом. За плечами — детская музыкальная школа, Центральная музыкальная школа, три высших образования. Последнее все равно привело в РАТИ (прежний ГИТИС), а до этого было и педагогическое, и юридическое… Я сменила много профессий, занималась бизнесом, побывала на телевидении в качестве генерального директора компании «Метео ТВ». Я не знаю, что делала, только чтобы доказать самой себе, что я не артистка.

Моя мама всю свою жизнь посвятила химии, папа у меня сопроматчик, дедушка на корейском радиовещании работал. Но мама великолепно играла на рояле. В свое время Кабалевский приезжал в хабаровские музыкальные школы, и он высоко оценил маму, подарив ей свои ноты как одной из перспективных пианисток. Я с детства маме говорила: «Я буду артисткой». Я еще так плохо выговаривала — мы смеялись, конечно. Мама отвечала: «Посмотри на себя в зеркало! Ну какая же ты артистка!» Мама была категорически против этого. И она очень переживала, что у меня такая чувствительная нервная система, эмоций много…

Когда я поступила в педагогическое училище, там был детский ансамбль девочек. Мы исполняли хиты «Маленький плот», «Пригласите даму танцевать», побеждали в каких-то межучилищных конкурсах. И, когда я впервые взяла микрофон в руки, я поняла, что мне это ближе, чем все остальное, чем я занималась раньше. Мне не хотелось работать с симфоническим оркестром, быть педагогом по музыке, мне все время казалось, что я рождена для того, чтобы быть артисткой.

Почему-то я мечтала об оперном искусстве. С оперой не сложилось, несмотря на то, что в эти годы я занималась с прекраснейшим педагогом Ниной Дорлиак, которая преподала мне высочайшую школу мастерства за то короткое время, которое могла мне уделить. Это был «топовый», достаточно дорогой педагог, а моих 45 рублей повышенной стипендии не на много хватало. Максимум, на что я могла пойти, — 2-3 урока в месяц. Большое спасибо Нине, что она могла со мной заниматься. Она мне помогла оценить мою внешность и вокал. Спросила как-то: «Скажи, как ты представляешь себя на сцене, в какой партии?» Я, конечно, говорю: «Мечтаю петь в Большом театре Кармен. Я буду лучшая». — «Подойди к зеркалу… Это будет лживо выглядеть. Кроме Чио-Чио-сан из оперы «Мадам Баттерфляй», ты больше ничего сыграть из большой оперы не сможешь, тебе зритель не поверит. Легче из европейца сделать мадам Баттерфляй, чем из тебя Кармен или Снегурочку». Я, конечно, возмутилась тогда: ну, возраст юношеского максимализма. Она еще красиво промолчала про дикую конкуренцию, про то, что за моей спиной никто не стоит и я могу забыть в принципе о Большом театре, если только судьба не улыбнется. Она мне предложила использовать себя в поп-эстетике, хотя мы рассматривали с ней и русские романсы. Потом очень резко эти занятия оборвались. И из них я вынесла одно: даже Паваротти не был рожден великим певцом, надо много стараться, надо искать себя. И я пошла по этому пути.

Было много всего в жизни, и хотелось попробовать все. И вот получилось, что как-то по телевидению (я уже замужем была, у меня ребенок родился) вижу рекламу: «Кто хочет стать звездой, приходите, приносите свои песни в студию «Союз». А я так, для себя писала песенки под гитару. Думаю, пойду попробую, все равно никто никуда не возьмет. А после родов меня еще разнесло — 96 килограммов. Я надела ярко-красный деловой костюм, мне казалось, что яркий цвет очень красит меня, забывала, что я очень большая была… И вот прихожу в студию «Союз», даю кассету с песней «Полет» в стиле поп-рок. Мой образ совершенно не соответствовал тому, что я принесла. Мне ответили: «Песни хорошие, но мы думаем, что из вас ничего не получится». К тому времени я уже немножко бизнесом занималась, челночила и заработала, как мне казалось, огромные деньги — 10 000 долларов. Мне все же хотелось записаться на студии. И всего, что я зарабатывала до этого 3 года, мучаясь по рынкам, хватило на 4 песни. Из этого альбома не сделаешь, клип не снимешь, ничего не раскрутишь. В общем, я находилась в легкой депрессии. А муж радовался, что все остановилось: жена будет дома, семья в порядке. Прошло две недели — и мне позвонили из студии «Союз», предложили срочно похудеть и возобновить контракт. Вот именно так началось все, что со мной началось.

Самое интересное, что я себя ощущала вполне замечательным человечком на этом земном шаре, мне казалось, что я хороша, красива. Ну и ладно, что во мне 96 килограммов. Ведь любят вовсе не за формы и не за одежду, а за внутреннюю красоту, за веселье, за умение быть приятным в этом мире человеческого общения. У меня не было комплексов. Мне говорили: «Узкоглазая» — я отвечала: «Спокойно, широкопленочные»… Я все время настраивала себя на лучшее.

Были и драматичные моменты, когда, например, я поняла, что становятся прохладными отношения в семье. Мой супруг, конечно, с уважением относился ко мне, очень ценил, что я родила ему прекрасного сына, но женщина же чувствует, когда ее желают, когда от ее взгляда тают и за ее поцелуй готовы отдать все. Когда я прямо спросила, в чем дело, то получила тоже прямолинейный ответ: «Посмотри на себя в зеркало…» Меня эта фраза преследует по жизни! «Посмотри на себя в зеркало. Как я могу хотеть эту женщину? Приведи себя в порядок, иначе, я тебе говорю как мужчина, что-то надо будет менять в наших отношениях». Я была оскорблена. Дома хорошо все, ребенок в порядке. Бегала по подругам, плакала, маме рассказывала. Потом я постаралась посмотреть его глазами на эту ситуацию. Единственное, что не вписывалось в весь тот красивый интерьер, который я создала вокруг себя, — это была я. Началась борьба за то, чтобы быть самой красивой и самой любимой, самой лучшей. До сих пор она продолжается. Я просто поняла, что если на моем жизненном пути повстречался человек, который готов возглавить семью и ответственно к ней относиться, то за него придется побороться.

Мы все от природы актрисы, мы иногда это забываем, иногда включаем не там свой артистизм и только вредим себе. Вот если есть работа, коллектив, где можно творить, себя проявить, — пожалуйста, будь там лидером. Дом — это совсем другое. Дома нужно быть для своего любимого гейшей, уметь сделать ему комфортно и хорошо, уметь выслушать. Великая сила женщины в ее слабости. Скандалы, капризы не помогут решить вопросы. А вот попросите только мужчину стать мужчиной и защитить вас, он сделает всё. Надо лишь за это всё суметь отблагодарить. Мне нравится, что дома основные решения принимает супруг. Мне нравится создавать культ отца в семье. Это очень важно, чтобы заложить в сына правильное мужское начало. Кто-то может обвинить меня в том, что вся жизнь вокруг меня становится театром, но мне кажется, что в этом заключена большая женская мудрость.

Недавно клип снимали. Там была зеленая пластиковая трава. Все мои друзья знают, что я занимаюсь экстримом: прыгаю с парашютом, занимаюсь дайвингом, рафтингом, летаю на мотоцикле, то есть трюкачу. Так вот, мне режиссер предложил по этой пластиковой траве эротично, сексуально поползать. И я напереворачивалась так, что проступила кровь на коленках. В какой-то момент мне стало себя очень жалко, и я заплакала… Обычно, когда жизнь хлестко бьет, я не знаю, куда деваются мои слезы, но я плачу как-то по-особому, внутри, в душе. У меня там ливень и потоп. А снаружи… Это, наверное, защитная реакция.

Жить надо сегодня, на завтра может ничего не остаться иногда. Если ты любишь, люби сегодня без оглядки. Что-нибудь хорошее нужно тоже сегодня делать. Если говорить о счастье в будущем, то мне хотелось бы, чтобы сын относился ко мне так же, как мы с мужем относимся к своим родителям, чтобы он понимал мои старческие капризы. Ведь у пожилого человека нет будущего. Хотя я постараюсь жить отдельно, чтобы не мучить его. У корейцев есть такая традиция: маленький кусочек яда передается из поколения в поколение (он может и не использоваться). Философия всего этого, причем это впитывается с корнями, такая: самое страшное — остаться обузой на руках у детей. Если такое случается, тогда яд кладут под язык и умирают. Наши прадеды уходили из жизни красиво. Это некий подвиг, который совершают во имя молодых. В нашей семье такой кусочек остался. Не хотелось бы, чтобы он достался мне… Мемуары писать буду. Наверное, путешествовать буду продолжать.

Ой! Счастье есть! Семья (у меня прекрасная семья), любимая работа, солнце и путешествия — вот это счастье Аниты Цой.

Комментарии закрыты