Артист Георгий ДЕЛИЕВ

Человек стареет, когда останавливается в своем развитии, — так это не про него. Мим. Актер — безмолвный и говорящий. Знаменитые рыжие пижонские бакенбарды — и серьезные роли у всемирно известных режиссеров. Сам режиссер. И тоже всемирно известный. А еще — лауреат Премии трюкового кино Международной ассоциации каскадеров, в которую входят Арнольд Шварценеггер, Джеки Чан и многие другие. Каково? И это тоже еще не все о нем…

ЧЕГО ЖДАТЬ ОТ КОМИКА?

Люди ждут, они обнадежены, поэтому хочется иногда подогреть это ожидание. Но чуть-чуть, самую малость. «А вот, Георгий, можете чё-нибудь такое?!» — «Могу. Вот так нормально?» — «Да». — «А так?» — «Вот так хорошо. Все. Спасибо…» Вдруг всем весело стало.

Я недавно, к примеру, по роже
Безвозмездно заехал Сереже.
Дал Сереже по сладенькой роже,
Потому что он очень хороший.

И добавил с изящной ухмылкой
Левой пяткой ему по затылку.
Замочил от эмоций избытка —
И Сережа отбросил копыта.

И тогда я ногтями Андрюше
Впился в красные жирные уши,
Чтобы понял он, кто я такой:
Я плохой, я плохой, я плохой!

ЕСЛИ Я НРАВЛЮСЬ ЛЮДЯМ — ЭТО ПРИЯТНО

Кто-то, очевидно, воспринимает меня как кумира. Кому-то я, очевидно, не нравлюсь — либо то, что я делаю, не нравится. Кого-то это оставляет равнодушным. Но я себя воспринимаю как цельную натуру. Во мне же нет разделения личности, как это бывает в психологии. Я ложусь спать, мне снятся сны, утром я просыпаюсь — все тем же человеком. Хотя я наблюдаю в себе какие-то изменения.

Естественно, в молодости я больше опасался непредсказуемых поступков, хотя мне хотелось иногда сделать что-нибудь такое — эээх! Хулиганское что-то, авантюрное. Причем я делал, но вынужденно: обстоятельства вынуждали. А сейчас я уже готов к каким-то авантюрным поступкам, но обстоятельства жизни совершенно этого не требуют.

Если я нравлюсь людям — конечно, это очень приятное чувство. Не буду кокетничать: вот, мол, я устал… ой, эта популярность!.. Когда люди подходят, просят сфотографироваться или автограф, я понимаю, что как-то положительно повлиял на их жизнь. И это меня подогревает, это очень приятное чувство. Но то, чем я занимаюсь, я, естественно, делаю не ради этого.

Мне приятно выходить на сцену, чувствовать зал. Это такой кайф, как наркотик, что ли… Я погружаюсь в какую-то энергию, чувствую, что зрители тоже напитываются этой энергией. После спектакля я совершенно опустошенный, и некоторое время мне никого не хочется видеть. Потом буквально полчаса проходит — и я вновь в тонусе.

Так же и съемки. Когда я снимаю, то думаю, что всё: закончу эти съемки — и полгода-года вообще не буду браться за съемки! Но проходит три месяца — и я начинаю чесать репу и смотреть, что ж мне дальше поснимать. Где, где эти продюсеры? Алё! Ау! Давайте! У меня уже сценарий готов! Начинаю обижаться, что они не телятся.

Видимо, это обычное человеческое качество. Оно не связано с искусством. Людям приятно нравиться, люди получают удовольствие, когда доставляют кому-то удовольствие. В артистах это просто основная природа.

МАРСЕЛЬ МАРСО И ЧАРЛИ ЧАПЛИН…

Когда я поступал на архитектурный факультет — отчасти это было желание родителей. Они не настаивали. Они хотели, чтобы я получил высшее образование. Я выбрал архитектуру. Я не одессит. Когда я приехал в Одессу — влюбился в этот город. Мне неважно было, куда поступать, хотелось пожить в Одессе. Пожить в общежитии, наполниться студенческой жизнью.

Я любил рисовать. Поступить на худграф — это все-таки не высшее образование. Суриковское училище или Строгановское — это слишком круто. Разумеется, я бы не поступил без блата. Денег у нас не было, чтоб платить.

А в одесский строительный институт я поступил — и сразу же окунулся в архитектурную жизнь. Я почувствовал эту богему, потому что студенты-архитекторы здорово отличались и отличаются от студентов других факультетов. В полном смысле богема: восприятие жизни на эстетическом уровне.

Получить удовольствие от собственной походки; что-то нужно написать — почерк должен быть непременно архитектурный. Какая у тебя там тетрадка, портфель, как ты одеваешься… Шутки, юмор какой-то особый. Когда архитекторы собираются (мы говорили архитектор?), «берут свои фломастер? и каранд?ши»…

На первом курсе я увидел афишу: «Студия пантомимы «Крик». На ней был изображен кричащий человек, кто-то из выдающихся мимов, которого Олег Емцев срисовал из какого-то модного журнала. Я не мог пройти мимо. В детстве я обожал Марселя Марсо, Чарли Чаплина, немое кино, но для меня это было что-то заоблачное, невероятное: как марсиане, ну, боги просто! Олимп! Туда не добраться вообще никогда, это для меня закрыто!

И тут Игорь Малахов, который учился в моей группе, говорит: «А я сейчас занимаюсь в студии». — «Какой?» — «Студии пантомимы «Крик». — «Как «Крик»?! Ты что, Игорь! Я тоже хочу!» Он меня привел туда, потом пришел Саша Постоленко, Вова Воскобоев, позднее подтягивались другие. Боря Барский и Володя Комаров были в другой студии, с ними я познакомился, уже занимаясь пантомимой.

ОТ «СМЕХАЧЕЙ» — К «МАСКАМ»

Как только я начал заниматься пантомимой, я понял, что это изменит мою жизнь. Но тогда ведь нужно было окончить театральное училище, иметь образование. Диплом — вот что тогда решало судьбу человека. Сейчас он совершенно ни к чему, а тогда без этого — никуда.

А мы, не имея театрального образования, стали профессионалами, и потом, уже работая в «Масках», учились заочно в ГИТИСе, как бы дополучали образование. Мы настолько многому научились у выдающихся педагогов, которые приезжали в Одессу, что тот же ГИТИС — это 1/10 часть того, что мы получили в студии.

Я был принят в ансамбль пантомимы «Смехачи» — так тогда назывались «Маски». В филармонии вдруг решили обновить сложившийся филармонический образ, поэтому для вокально-инструментального ансамбля был придуман миманс. Балет-подтанцовка — это было уже не очень модно. Придумали, чтобы выходили люди в трико и делали какие-то композиции под серьезную музыку. На 7 ноября и 1 мая можно было сделать какую-нибудь эх!-композицию, что-нибудь патриотическое. С этой целью были приглашены актеры: Боря Барский, Саша Постоленко, Оля Мезенцева, Дима Богатырев, Олег Емцев, многие другие.

И уже позднее я был приглашен — тогда, когда вокально-инструментальный ансамбль по каким-то причинам распался. А с нашим ансамблем нужно было что-то делать, и у Валентины Михайловны Прокопенко, зав. концертным отделом, возник замысел сделать программу пантомимы. Был приглашен Влад Дружинин, ленинградский режиссер.

Мы ему показали свои номера и этюды — все, что мы тогда умели, и он все это причесал, убрал все лишнее, придал этому профессиональный вид, внешнюю оболочку — слепил профессиональную программу. Благодаря этому шагу мы вдруг в течение полугода превратились в профессионалов. Как говорил наш первый директор, мы стали законченными артистами. Когда Влад Дружинин уехал, и кому-то нужно было руководить, мне предложили: «Вот ты будешь руководить».

СЛУЧАЙ ОБЯЗАТЕЛЬНО ПОЯВИТСЯ

Тогда амбициозность была очень высокая. Хотелось доказать себе, своим близким, людям, с которыми я общаюсь, и даже незнакомым людям, что я значимая личность в этом мире, что я не просто мелкая пылинка. Наверное, с этим было связано и бунтарство, и желание себя проявить. С другой стороны, было болезненное чувство долга — если я кому-то пообещал, я должен разбиться, но сделать. Кстати, это меня выручало и спасало, создавало вокруг меня благоприятную ауру.

Когда молодежный амбиционизм стал понемножку отпускать, я начал становиться человеком нормальным. Мне не перекосило психику, я не попал в дурдом и не стал спившимся творцом. Если двигаться в каком-то направлении, делать шаг за шагом попытки, то случай обязательно появится, — и он появляется. Это всегда выглядит как случай. На самом деле если «не получалось, не получалось» — то должно было когда-то получиться. Это философия жизни любого человека.

«ТЕБЕ НАДО НИЧЕГО НЕ ИГРАТЬ»

У меня нет опыта игры главной роли в драматическом кино. Я сыграл роль Остапа Бендера в немецком фильме «12 стульев». Но все же это комедия, и я использовал много комедийных клоунских красок. Ульрике Оттингер — авангардный режиссер, у нее все направлено в сторону гротеска, клоунское перемешано с реальностью. Такое в жизни не может произойти.

А у Киры Георгиевны Муратовой это так похоже на жизнь! Это гораздо более интересно. Такие стечения обстоятельств! Такие люди! Настолько обыкновенные, настолько непохожие, настолько это мы сами — и настолько невероятные… Как играть в таком кино? Мне это было безумно интересно. Плеяда великолепных актеров… Я когда сценарий прочел, — просто влюбился, мне захотелось всех играть.

Роль мне понравилась. Но я не понимал, что я делал. Мне казалось, что играю вроде хорошо. А Кира говорит: «Нет, все не так. Просто говорите монотонно, ничего не играйте». Я только потом, когда видел фильм на экране, понимал, чего она добивалась: естественности. Она просто раскрыла мою природу, которая была скрыта.

В Италии я играл в полунинском «Сноу-шоу» роль желтого клоуна. Я когда играю, Слава сидит в зале и смотрит. Он сказал: «Тебе надо ничего не играть. Играй, как в фильме «Настройщик». Как это? Желтый костюм, нос, грим… А в том-то и дело. Я, доверяя его опыту, и вообще, как личности, надев этот костюм, вошел в это состояние, ничего не играл, просто переходил от события к событию. Сам грим и костюм, обстоятельства, — уже все сыграли, и я позволил себе не переусердствовать. Был невероятный успех.

Когда комик пытается смешить, а не смешно — это жалкое зрелище. Видно, что артист пыжится. А настоящий мастер настолько естественно существует на экране или на сцене, что зритель ему, как ребенок доверяет.

Я НАРУШАЮ ЗАКОНЫ ШОУ-БИЗНЕСА

С точки зрения шоу-бизнеса — правильно двигаться одной дорогой. К примеру, каждый художник находит какую-то свою фишку, свой стиль, не изменяет его: «Я придумал барашков. Теперь я их делаю рельефом, раскрашиваю, а потом — акриловыми красками с позолотой. И у меня сейчас эти барашки хорошо идут. В Париже, в Нью-Йорке галерея купила. Барашки классно идут!». Создается бренд: Тютькин, художник мировой величины, и его барашки! Остальные начинают подражать Тютькину.

Правильнее Тютькину на меняться — не рисовать медвежат или, не дай Бог, пейзажи. С точки зрения шоу-бизнеса — так правильно.
Но я нарушаю эти законы, потому что мне это интересно. Наверное, поэтому все не так удачно складывается, как мне бы хотелось.

Когда я чего-то достиг — мне хочется научиться чему-то другому. И все при мне остается. Я же не разучился рисовать оттого, что был долгое время актером. Сколько лет прошло — все осталось во мне. Когда-то учился играть на фортепиано. Лет тридцать я не подходил к инструменту. В фильме «Настройщик» пришлось учить все эти произведения. Я играл без фонограммы: раз — и Моцарта сыграл. Раз — и Гершвина.

ХОЧЕШЬ — БУДЬ!

Когда меня ругают — не люблю. Когда меня хвалят — люблю, но не очень. Не очень радуюсь похвалам. Когда ругают, я отличаю, это зависть или что-то другое. И то и другое неприятно. Но если я вижу, что это не зависть, а нормальная трезвая критика, я прислушиваюсь, меняю что-то, переделываю.

Я ставил себе какую-то цель и вне зависимости от того, как мои близкие это воспринимают, поступал так, как считаю нужным. Тем более что моя жена Лариса знала, что я все равно сделаю по-своему, — так зачем спорить? Она же умная женщина. И у нее достаточно много свободы. Мы никак друг друга не обременяем, но вместе с тем что-то связывает нас.

Дочери Яне — 22 года. Она выходила замуж в тот день, когда мы с Ларисой поженились, ровно в тот день, когда у нас была серебряная свадьба. Вдруг я осознал, что я 25 лет женат. Это только тогда я понял. Счастье не заключается в присутствии чего-то или, наоборот, в отсутствии чего-то. Это просто внутреннее состояние человека. Козьма Прутков как говорил? «Хочешь быть счастливым — будь им!» Думаю, я счастлив.

P. S.

Наверное, природа клоуна — истинная, настоящая — мне наиболее близка. Притом, что и это, и это, и это я могу, в основе своей я клоун.